бросили якорь, пробыв 131 день под парусами со времени выхода из Рио-Жанейро. Вновь строящаяся крепость на мысе Бенелонге находилась от нас на SO 14°, в трех кабельтовых. Сие якорное место тем более было нам приятно, что все иностранные суда должны становиться в так называемой Неутральной бухте, где стояли и французского флота капитаны Бодень и Фресине, посланные правительством для произведения разных исследований и, буде можно, обретений. Мы отвязали все паруса и спустили гребные суда.

Капитан порта Пайпер, отправляясь с шлюпа, предложил мне ехать с ним на берег к губернатору генерал-майору Макварию; я с признательностью сие исполнил, когда мы совершенно установились на якорь. За несколько дней до нашего прибытия в Порт-Жаксон, у двух матросов на ногах оказались синие пятна, несомненные признаки цынготной болезни. Один был из татар пожилых лет, а другой русский, молодой, превосходный марсовой матрос, но, к сожалению, слабых сил.

Штаб-лекарь Берх поил их отваром из сосновых шишек. Почитая сие средство недостаточным, я приказал тереть ноги их лимонным соком и давать им выпить по полурюмке того же сока; сим средством, которое при отправлении нашем советовал мне вице-адмирал Грейг, только что могли удерживать болезнь в одной степени. Мы старались употреблять все средства противу сей злой заразы, но долговременное 130-дневное плавание в холодном, сыром и бурном климате превозмогает все усилия. Я почитаю себя счастливым, что на пути не лишился ни одного человека.

От мокроты и холода свиньи и бараны также заразились цынготною болезнью, и несколько из оных умерло в продолжение нашего плавания; у них посинели и распухли ноги и десны, так что бараны по прибытии в Порт-Жаксон не могли хорошо есть свежую траву от боли и слабости в распухших деснах.

Поставляю обязанностью отдать справедливость всем офицерам, что они споспешествовали благополучному совершению плавания нашего деятельностию и точностию в исполнении своих должностей, без чего не могли бы мы достигнуть толь успешного окончания трудной и долговременной нашей кампании. Я особенно признателен капитан-лейтенанту Завадовскому, который, занимая капитан-лейтенантскую должность по шлюпу, разделял свою опытность и службу со мною. Без помощи его я должен бы переносить всю тягость сего многотрудного похода, или иногда принужден бы, для облегчения моего, делать сигналы лейтенанту Лазареву идти форзелем,[199] чего я в продолжение всего путешествия избегал, для того, что шлюп его ходил дурно, не мог бы много нести парусов, и мы бы медленно шли вперед; когда же шлюп «Мирный» шел в кильватере в надлежащем расстоянии, тогда действовал по моим сигналам с желаемым успехом.

Мы нашли в Порт-Жаксоне 40-пушечный английский транспорт «Коромандель», под начальством штурмана королевской службы Доуни; он привез ссылочных из Англии. На возвратном пути в Европу назначено ему зайти в Новую Зеландию за лесом в залив Островов (Bay of Islands); другой такой же транспорт «Дромедери», незадолго пред нами отправился туда же.

Они имели повеление взять в Новой Зеландии леса, годные на стеньги 74-пушечных военных кораблей. Тендер «Мермейд», под начальством лейтенанта Кинга, который описывал северную часть Новой Голландии, в скором времени отправляется для окончания описи; кроме сих судов мы нашли двенадцать купеческих судов, большею частию из Индии и Кантона, откуда лавки в Порт-Жаксоне наполнились произведениями Китая и Индии.

Около полудня на европейской неопрятной лодке с северного берега прибыло к нам семейство природных жителей; они несколько изъяснялись исковерканным английским языком, кланялись по-европейски очень низко, кривляя лица, чтобы изъявить радость. Один из них имел на себе худые брюки английского матроса, на лбу повязку из шнурков, выкрашенных красною землею, на шее медную бляху, наподобие четверти луны, с надписью: Bongaree Chief of the Broken-Bay – Tribe 1815.

Сия бляха висела на медной крепкой цепочке; по надписи мы узнали, кто был наш гость, а он прибавил, что провожал капитана Флиндерса и лейтенанта Кинга в их путешествиях около берегов Новой Голландии. Бонгаре представил нам свою жену Матору, которая была полузакрыта байковым английским одеялом, а голова ее украшена зубами животного кангору. Дочь ее полубелая, довольно приятного лица и стана, кажется, что происходит от европейца, а сын черный, похож на отца; все были нагие. Бонгаре говорил, указывая на своих товарищей: «это мой народ»; потом, показывая на весь северный берег, сказал: «это мой берег». Я приказал дать им по стакану гроку, сухарей и масла, сколько съедят. Видя такую щедрость, они просили табаку, старого платья, гиней и всего, что им попадалось на глаза. Я велел дать им несколько бразильского витого табаку, и сказал, что платья и гинеи получат, когда привезут рыбы, живых птиц, кангору и других животных. Ответ их был: «о, есть, есть!». Со шлюпа они поехали полупьяные, с ужасным криком; Матора называла себя королевою, поступала с большею неблагопристойностию, нежели все прочие посетители.

Жители Новой Голландии. Из альбома рисунков художника П. Михайлова

Я немедленно поехал на берег, взяв с собой лейтенанта Демидова[200] для перевода. Мы пристали прямо к дому капитана над портом Пайпера и с ним пошли к губернатору генерал-майору Макварию, которого застали в саду небольшого сельского домика. Он принял меня весьма благоприязненно, тотчас позволил нам устроить обсерваторию на северной стороне залива, против нашего якорного места, и дал приказание в Адмиралтействе исполнять все наши требования. На шлюпе не было никаких значительных повреждений, которых бы мы не могли исправить своими мастеровыми; я поблагодарил губернатора за его добрые намерения, и только просил позволения рубить нужный для нас лес на северной стороне Порт-Жаксонского залива.

31 марта. На другой день прибытия нашего я отправил палатки на мыс, где назначено место для обсерватории и астрономом Симоновым избрано для установления пасажного инструмента. Инструмент сей по неопытности в Рио-Жанейро установлен дурно, и потому был. там без употребления; ныне же для надлежащего установления избрали чугунную небольшую печку без трубы, утвердили на камне, наполнили песком, а отверстие, в которое вставляют трубу, залили свинцом, толщиною в два с половиной дюйма. На сем твердом основании астроном Симонов поставил пасажный инструмент и во время пребывания нашего в Порт-Жаксоке ежедневно был инструмент употребляем для наблюдения днем истинного полдня, а ночью прохождения через меридиан звезд южного полушария. Ночными наблюдениями занимался астроном Симонов, тем более, что, после произведенных астрономом де-Лакалем на мысе Доброй Надежды, таковых наблюдений никто в южном полушарии не делал. Ученые разберут и оценят похвальное астронома Симонова предприятие и труд на пользу астрономии. В помощники к себе избрал он двух подштурманов и артиллерии унтер-офицера, которым поручил замечать время по хронометрам.

Для караула и нарезывания веников для шлюпа отряжены те два матроса, у которых оказались признаки цынготной болезни,